240 походных дней. Размышления на корме

Заголовок способен смутить: какие еще 240 дней, если известно, что самый продолжительный шлюпочный поход (1963) длился всего (!) 53 дня?.. И, тем не менее, я провел в шлюпочных походах именно 240 дней. Суммарно, конечно. За несколько лет ... Северные реки, Обь, Енисей, Амур, Лена ... Названия-то какие! А какие воспоминания! ...

Командир 16-ти шлюпочных походов капитан 1-го ранга запаса B.C.Руховец вручает флаг походов представителям ЦК ВЛКСМ (1970 г.).

240 дней — это целых две трети года. Две трети года, проведенные в неуюте, в малоподвижном режиме, в однообразной позиции, заполненные повседневной походной рутиной. Да еще на стар-книце, где в твоем распоряжении нехитрое навигационное хозяйство, вахтенный журнал, лоцманские карты, бинокль и компас (однажды даже рация — правда, неработающая, а сбоку — румпель). И так изо дня в день, по многу часов ежедневно ... И все же, «при всем при том», я и тогда был убежден, и теперь по прошествии многих лет, говорю: эти 240 походных дней я отношу к лучшим дням своей жизни.

Потому, что я увидел и »почувствовал» новые прекрасные «страны» моей родины: дивный Север, грандиозную Сибирь, Заполярье, Дальний Восток! И потому, что я почти каждый день встречал дивные восходы и убежден, что чем больше человек видит в своей жизни рождение нового дня — тем он богаче как личность. И потому, что в течение этих 240 дней я ежедневно по многу часов видел обращенные ко мне лица моих спутников по походу: такие разные, красивы, и не очень, равнодушные и задумчивые, утомленные однообразием нескончаемой гребли и оживленные какой-либо неожиданной мыслью, прозвучавшей шуткой, «соленой» остротой. И в любом состоянии лица эти воспринимались мною не только разными, но и прекрасными потому, что это были лица друзей.

Может показаться невероятным, но это было именно так: за все 240 дней походов я не припомню ни одного конфликта, свары, недовольства ... Были разные мнения, несходные позиции, столкновения личных вкусов и безобидных капризов, было резкое неприятие «сачков» (такие попадались — правда, очень редко). Была объединяющая, хотя и однообразная (отупляющая, скажет иной), но серьезная мужская работа — она-то и объединяла, сплачивала всех. И было прекрасное дружелюбие — та замечательная человеческая черта, которой все меньше становится в нашей сегодняшней жизни, когда каждый — за себя, каждый «выживает» — а это «по определению» всегда делается за счет других.

Вот эта господствовавшая в походах атмосфера дружелюбия и работы делала сами эти походы великолепной, незабываемой школой человечности, школой благородства и взаимопомощи. И я уверен, что в дальнейшей жизни, личных и деловых успехах многих из друзей-шлюпочников (а такими успехами отмечена жизнь немалого числа из них) этот урок, вынесенный из «шлюпочной школы», сыграл далеко не последнюю роль. И еще: сила и значение традиции. Передача «шлюпочной страсти» по наследству, целые «династии» шлюпочников (братья Штейнбоки, например, или отец и сын Лычаковы). Это тоже громадная нравственная сила. Я помню, как старшина шлюпки-2 в Обском походе Виктор Косматых с гордостью говорил мне, что его наставником в шлюпочном деле был сам Юра Рязанцев — тот самый замечательный Рязанцев, которого я узнал в Северном походе 1963 года салагой-первокурсником ...

Много лет прошло с тех пор — а я помню всех. Всех! И часто вспоминаю как людей, с которыми меня случайно столкнула судьба и которых я искренне полюбил, в которых поверил. И мне совершенно неважно, как они относятся ко мне и вспоминают ли меня, мои рассказы, мои шлюпочные оплошности, мои экскурсии по встречавшимся нам на пути памятникам истории, приготовленные мною завтраки, обеды и ужины ... Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы иногда вспоминали — и, конечно, добром ...

Вполне взрослый человек, я не только очень многое увидел и сделал во время этих походов (шутка ли, ведь в них была собрана едва ли не половина материала для вышедших позднее книг «Память России»), но и многое понял. И это, понятое в тесном пространстве шлюпки, плывущей среди бескрайних водных просторов, под огромным куполом неба — очень важно, существенно для меня и сегодня. И я очень жалею, что редко удается встретиться старым (уже во многих смыслах слова) шлюпарям и что не сохранились, уничтожены даже сами шлюпки — «шестерки» и 10-весельные катера — которые «прошли, оставив за бортом» десятки тысяч миль (лет 15 назад я предлагал руководству Инстиута установить один из этих катеров-ветеранов на «вечную стоянку» в том подаренном архитекторами комплекса на Ульянке застекленном «итальянском дворике», истинное назначение которого остается таинственным и по сегодняшний день ...).

Но ведь есть у замечательной истории шлюпочных походов (которая, к сожалению, вряд ли когда-нибудь будет написана) и мало кому известный, но, тем не менее, очень важный, «незримый» пласт. И мало кто знает, что потрясающая (без всякой иронии!) идея и программа первого по-настоящему дальнего шлюпочного похода 63-го года (из Ленинграда в Ленинград по северным рекам) родилась и обрела плоть однажды мартовской ночью в крохотной кухоньке «руховцовской» квартиры на Тухачевского. И уж почти никто не знает, что настоящим «штабом» по подготовке знаменитых агитпоходов по Оби, Енисею и Амуру 1970-72 годов была моя комната в московской коммуналке на улице Щепкина: здесь рождались (и умирали тоже) грандиозные планы, продумывалась тактика »наездов» и «наскоков» на министров и комсомольских «вождей», составлялись мудрые бумаги и возникали самые хитроумные намерения и прожекты ... Ведь надо же было «увязать» в енисейском походе несколько десятков разных людей: студентов-шлюпочников (это было проще всего), журналистов, «Гренаду», киношников и еще Бог знает кого ... И вся эта орава однажды была десантирована на берега Енисея, чтобы раствориться на просторах Красноярского края. А шлюпки наши тем временем шли по Енисею: — гордые и одинокие, и выступала перед жителями енисейских сел «великолепная четверка», и отмечалось пересечение Полярного круга купанием в Енисее (едва миновали знаменитую Курейку), и готовились к встрече участников похода Дудинка и Норильск ...

Я могу без конца вспоминать впечатления и эпизоды, вынесенные из этих походов. Своих юных спутников, их разговоры и шутки, смешное и грустное, жесткое и трогательное. Мой старый друг и участник многих шлюпочных походов, ныне покойный Олег Иванович Кузьмин, фотокорреспондент ТАСС, любил показывать карту страны, на которой особым образом были отмечены пройденные им маршруты, виденные города и местности. По масштабам увиденного я уступаю ему, но по точности и богатству разнообразных впечатлений — думаю, нет. И мне кажется, что с каждым годом мои «шлюпочные» воспоминания приобретают для меня все большее значение и смысл. И не только потому, вероятно, что сам я становлюсь старше — но потому, что в воспоминаниях этих есть что-то, помогающее жить, не теряя себя ...

Густав Богуславский, историк,
действительный член Русского географического общества