С корабля на бал

От Томска до Салехарда — таков был шлюпочный переход наших студентов, посвященный 100-летию со дня рождения В.И. Ленина. Многие фотоснимки и кинокадры, записи в блокнотах хранят еще неизвестные моменты этого интересного события. С одной такой записью участника этого похода мы и знакомим наших читателей. Ведь вспоминать о нем будут еще многие годы. Да в памяти еще свежи перипетии дальнего похода.

Это был один из рядовых дней Обского похода. Из тех, которые в яркие отчеты не идут: погода плохая, впереди — многие и многие километры до заметного пункта, который хотя бы наносится на крупномасштабную карту, утро раннее, и толком не ясно, ты выспался иль нет...

Во-первых, моросит дождь. Очень нудный. И не похоже, что можно ждать перемен. Ветра, понятно, нет и в помине, на парус не надейся.

Конечно, от дождя можно раскатать брезент: такое удобное приспособление, раскатывается брезент с кормы до носа, всех накрывает — и сиди себе потихоньку, ожидая, когда дождь кончится. Шлюпка дрейфует по течению, а гребцам можно, полулежа на банке, размышлять о приятных вещах. Но сколько же можно так сидеть, если дождь, скажем, зарядил на сутки? Ведь до Салехарда надо доходить, а к 1 сентября следует вернуться в ЛКИ.

Во второй половине дня приходит мысль, что неплохо бы пристать: передышка... костер... обед. Но — вечная история — на Оби приставать, собственно говоря, некуда. Тянется, насколько хватает глаз, топкий берег, такая заболоченная низина — просто нету твердой земли, чтоб выйти! Летом Обь широко разливается.

День поворачивает к вечеру... Командир мрачен. Его мысли всем ясны. Ничего себе перспектива! Мы мокрые. Снаряжение мокрое. Сухого берега нет. В конце концов (бывало и такое) можно б не приставать — раз некуда! — и лечь ночью в дрейф, закусив всухомятку хлебом и консервами, благо продукты все с нами. Но холодает. Сибирские вечера и ночи — не смотри, что лето, — весьма прохладные, и не дай бог, если мокрый холод в затяжном варианте свалит кого-нибудь с простудой! А может быть, командирские мысли, и более сложные. Вдруг он вспомнил' детскую сказку про Хоттабыча, когда на матче известных команд «Шайба» и «Зубило» все двадцать два футболиста одновременно заболели... корью. Все заболели. Так то в городе было. Всех госпитализировали. Впрочем... Это сказка!

Гребцам, конечно, спокойней. Думать некогда. Замах... Протяжка с усилением... Замах... Протяжка. Такие вот дела.

Однако в жизни, как и в сказке, бывает "вдруг".

Итак, «вдруг». Вдруг кто-то из наших мельком заметил, что по левому берегу, — правда, мы уже прошли! — какие-то домики. По левому. А мы идем по правому. В лоции насчет домиков что-то неясное. Поселка во всяком случае, т.е. солидного поселка, или деревни нет и в помине. Но карта картой, а реальность реальностью. Правда, бывает н так, что домик стоит, а палатку поставить некуда: кругом вода по колено. Но...

Поворачиваем и, резво выгребая против течения (сколько у корабелов, как подумаешь, еще энергии в запасе!), мчим к домикам, как к земле обетованной. Ура! Кажется, сухой берег! Весла — по борту! Молчаливые мальчишки в стеганках и треушках, но босиком и по колено в воде с интересом нас рассматривают. Что это? Кто это прибыл и зачем? Марсиане? Люди Флинта?

Мы, оказывается, в скромной рыбачьей бригаде. Одиннадцать семей. Всего населения — считая с младенцами и людьми преклонного возраста — немногим более сорока человек. Но место стабильное, постоянное, рубленые хаты! Сперва на нас посмотрели с некоторым недоверием. Сибирь ведь велика, а Обь — река тоже большая. Какие только особы могут объявиться на ней на шлюпках! Словам же сибиряки, как правило, сперва не верят.

Однако без лишних церемоний сразу выделен был нам дом. Вполне целый пятистенок, с печкой и деревянным полом, настланным из досок метровой ширины. Сибирь! Дом пустовал, хозяин куда-то выбыл.

Саша Никифоров (ныне доцент на приборостроительном — бог, которому мы поклонялись, потому что в его руках были источники пополнения энергии материальной и духовной, то есть питание) критически оценивает хату, до отказа завешанную сырыми одеялами, штормовками, тренировочными куртками, кедами, пылающую печку н бормочет что-то в том смысле, что для тридцати мальчиков лучший потолок — небо, а лучшая печь — костер, а все эти хаты мелки по нашим масштабам, так что сушиться лучше здесь, ну а варить — на улице!

Добрая слава, однако, не задерживается. Оказывается — скажите, даже не ожидалось! — эти люди едут с концертом. А вы можете здешним жителям дать концерт? Очень просим, поселок в отрыве от центров. Договорились? Клуб у нас — вон там. Маленький, правда, уж извините...

Высочайший принцип нашего похода, и ему мы не изменили ни разу: от концертов никогда не отказываться, ни при каких обстоятельствах.

Помещение клуба трудно сравнить с Домом культуры им. Горького. И с актовым залом ЛКИ — тоже. Не те масштабы. Просто комната метров 30-35 квадратных. Все население поселка было в сборе. От глубоких стариков до новорожденных младенцев. Последние — с мамами. Любопытно: никакого младенческого плача во время концерта. Прием номеров и вообще всей агитбригады поразительно радушный, даже восторженный. Внимание абсолютное. Я думаю, что даже избалованные артисты академических театров, увидев такую внимательную публику и такой сердечный прием, плакали б от зависти к нашей корабелке!

Концерт давался в полном объеме. К чести наших ребят надо сказать, что они никогда не делили публику по социальным группам. Всем — все, что имеем! И любопытно: все всегда прекрасно нас понимали, и восторженные аплодисменты плюс всякие знаки признания всегда оказывались в активе. Ребята в выступлениях всегда были предельно искренни. Они рассказывали о себе — вот, наверное, в чем был секрет успеха.

Была и серьезная речь — рассказ о походе. Были песни — воспоминания о войне. Были лирические песни. Были студенческие песни. Были рассказы и пародии. Были выступления «сибирских звезд» — мастеров «разговорного» жанра Попова и Ревкова с их изощренной техникой скороговорки и фельетонами с остроумным, злободневным содержанием.

В. ДАНИЛОВ,
доцент кафедры деталей машин