«От Мечты до Киля...»

…Рано или поздно,
под старость или в расцвете лет,
Несбывшееся зовет нас…
А. Грин

Я иду по улице, вокруг каменные дома, усыпляющее все чувства жужжание машин, усталые лица. Вдруг в витрине библиотеки бросается в глаза название книги: «От Мечты до Киля». Внутри что-то щелкает и становится тепло и хорошо оттого, что хоть кто-то знает о том лейтмотиве, который звучит теперь в тебе поверх всего, что ты делаешь. Вглядываюсь и понимаю, что на самом деле надпись гласит «От мАчты до киля», но это уже не важно. Важно то, что представлявшееся мне лишь смутно, стало явью!

Наверное, каждый, в большей или меньшей степени, чувствует какую-то неправду или фальшивость вокруг себя: в разговорах, поведении своем и других, в том, чем ты занимаешься. Непонятно, откуда берется эта мысль, что «как-то не так», но если долго не находить этого «так», то начинаешь сомневаться вообще в существовании пригрезившегося тебе положения вещей, и, смирившись, искаженное принимаешь за обыкновение.

В шлюпочный поход Корабелки я попала благодаря случаю, который познакомил меня с редким по увлеченности и самоотдаче человеком — Василием Александровичем Сапожниковым. Встретившись с ним и другими участниками похода, я сразу поверила им, а они — в меня. Но считаю, что это была скорее закономерность, потому что я искала это «так»… и нашла с ними это прекрасное своих догадок, где-то отчасти, где-то целиком… Этот девятидневный «сон», с обитавшими в нем взглядами-звездами, освещенным костром лицом — всходящей луной, эхом голосов и лесов, запахами сосен и ужинов, песнями и тишиной ночи не дал усомниться в голосе сердца, отбросил далеко в сторону все компромиссы, нагроможденные в городе из-за ненахождения там этого «так», поставил жизнь на иную планку, вернул к тому истинному, что знаешь в детстве, но потом забываешь. Из забытья суетного попадаешь в забытье вечного. Так что, если запутался — иди в поход!

Любое путешествие оказывает какое-то влияние на человека. В походе, думаю, все меняются к лучшему. И, приехав домой, критически пересматривают свое обыденное состояние. Несмотря на тоску и кажущуюся совершенную невозможность (особенно первую неделю) находиться вдали от тех мест и людей (будто у тебя отказали тормоза), многие обычные вещи приобретают для тебя новый, грустно-счастливый смысл: какие-то предметы, не замечаемые тобой раньше, или, например, каша, которую, может, ты в жизни до похода никогда не ел, теперь становятся для тебя чем-то упоительным и священным, потому что неразрывно связаны с походными днями. Хорошо бы эта связь не прерывалась и какая-то часть тебя продолжала бы там жить. И вполне понятно, почему люди, встретившись снова, как будто продолжают разговор, начатый в последнюю их встречу год назад, а может и больше… Поэтому, если смотреть на поход как на процесс, не имеющий ни начала, ни конца, как и понятие «Время», как течение потока воды, в который одни притоки (как и люди) вливаются, другие — пересыхают, если знать это чувство, когда ты тушишь костер, покидаешь стоянку, но оставляешь немного полешек для тех, кто придет после тебя, если в серой сливающейся с горизонтом ребристой дали видеть черную точку катера и невольно тревожиться — всего ли у него хватает и желать счастливого пути, если чувствовать эту слитность и неразрывную связь всех и со всем — лучше бы говорить, что поход не закончился, а приостановился (и то, только для нас).

В этом походе я, конечно же, увидела лишь некоторые штрихи могучей Ладоги из бесконечного множества ее образов. Неисчислимые созвездия граней человеческих переплетений остались непрочувствованными.

…Но Киль уже поставлен,
Теперь шпангоуты и корпус.
И наша лодка может плыть —
Мечтою правит Компас.

Кострова Зося,
сомнительный гребец яла №1
(капитан Валерий Розуменко)
сентябрь 2016 г.