В Бога, в душу и в загробные рыданья!

Ну, наконец-то! Именно об этой минуте я мечтал почти всю зиму. Об этих блаженных мгновеньях, когда поздним вечером я заберусь в свою палатку, упакуюсь в спальник и с наслаждением вдыхая свежий ладожский воздух, буду слушать шорохи леса. Теперь можно облегченно вздохнуть: суматоха и городские заботы остались в другой жизни. Впереди три недели в удивительном мире.

Помните, у Грина: «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов.» Несбывшееся… Трудно придумать для него более гриновского варианта, чем шлюпочный поход. Плещутся волны за бортом. Ветер шумит в снастях. Холодные брызги летят через планширь. И гнутся вёсла, и горят на ладонях мозоли. И встают из тумана берега неведомых островов. И всё это не где-то за тридевять земель, а в четырёх часах езды от родного Питера.

Каждый поход состоит из цепи событий: порой драматичных, порой комичных, чаще обыденных. Вот несколько эпизодов нашей походной жизни.

ТУМАН

В этот раз было решено выйти из Приозерска не поутру, как обычно, а после обеда. Погода в целом благоприятствовала, если не считать несильного встречного ветра, котрый гнал на лагерь дымную пелену с другого берега Вуоксы. Там много лет тлеют целые горы песчаной коры — отходы печально известного Приозерского ЦБК. В этот день дым досаждал нам с самого утра. Несомый ветром прямо на наши палатки, он то редел, то становился плотнее и заполнял все вокруг въедливым запахом гари.

После обеда мы срубили палатки и стали загружать шлюпки. К этому времени дым совершенно закрыл выход в Ладогу. Нас это не смутило. Мы по опыту знали, что стоит отойти чуть мористее, и дым уже не будет мешать. Василий, наш командир, дал старшинам последний инструктаж, напутствовал экипажи, и шлюпки, по готовности, стали отходить от берега и не спеша двигаться к устью Вуоксы. Вот первая из них ушла в дым, вторая. За ними двинулась третья. У берега остался лишь мотобот — шлюпка с подвесным мотором. Дым становится все гуще. Он сделался неоднородным. Ветер нес его какими-то клочьями. И тут оставшиеся с мотоботом вдруг поняли, что это не дым, а наползающий с Ладоги туман! Как говорится: «Приключение заказывали? Получите».

Командир не на шутку встревожился. Найти друг друга в тумане очень трудно, а потерять ориентировку легко, даже при наличии компаса. Хоть старшины на шлюпках опытные, но чем черт не шутит. Надо срочно догонять ребят, а тут, как назло, не заводится мотор мотобота. С каждой минутой шлюпки уходили все дальше, и шансов быстро их найти становилось все меньше. Сначала Василий, который раньше всегда ходил на одной из гребных шлюпок, проклял тот час, когда он решил сесть в мотобот. Затем он изругал мотобот и начал подбираться к его экипажу, но тут мотор завелся, и стало не до ругани — мы вышли в Ладогу.

Здесь туман был еще плотнее. Вокруг сплошная пелена. Берег не виден. Приближаться к нему опасно из-за подводных камней. Идем по компасу. Мерзнем — туман оказался страшно холодным даже по ладожским меркам. Следим, не появятся ли топляк или камень. Василий нервничает. Поминутно проверяет курс. Несколько раз включал рацию, надеясь, что кто-то из наших выйдет в эфир — но тщетно. До условленного времени связи еще около часа. Невозмутимый Валерий, заместитель командира, по обыкновению, молчит. Он управляет мотоботом и внешне спокоен. Но это только внешне.

— Серега, — обращается он к своему боцману, — дай-ка сигаретку...

— Вы же бросили, Валерий Александрович, — отзывается Серега и лезет в карман.

— Ладно, — машет рукой Валерий, — давай уж...

Туман слегка поредел. Слева слабым силуэтом появился берег. Пытаемся понять, где мы находимся. Бесполезно. В памяти всплывают строки Леонида Соболева: «Ужасна судьба корабля, потерявшего свое место в море! Еще ужаснее состояние его капитана: впиваясь судорожно стиснутыми руками в поручни, он всматривался в темноту, обвиняя себя в преступной небрежности, с тоской в душе вспоминая дорогие лица жены и детей, оставленных на далеком берегу... С дрожью ждет он страшного удара о подводный камень, и каждый гребень волны, белеющий во мраке, чудится ему зловещим прибоем у береговых скал, который превратит в обломки его корабль...».

Бросаю взгляд на Василия. Прав Соболев.

Туман снова сгустился. Берег пропал. Идем.

Время выхода на связь. Василий включает рацию: «Первый, второй, третий! Я четвертый! Прием...» В эфире хрипы и потрескивания. «Перейди на бак, — советует Валерий, — может мотор мешает?» Командир перебирается на нос шлюпки, но результат тот же. Заснули они, что ли?

Справа по носу из тумана выплывает силуэт небольшого судна. Стоит на якоре. Подходим. Приветствуем.

— Три шлюпки не видели?

— Видели. Минут десять как прошли.

Уже легче. Значит скоро догоним. А тут и туман поредел. Еще минут пять ходу, и вот они, наши красавицы. Идут, как ни в чем не бывало. Веслами помахивают - и-и-раз, и-и-раз... Спокойный темп — двадцать гребков в минуту.

ТОПОЛЯ—ТОПОЛЯ

Северные озера, как правило, глубоки, но ходить по ним без карты все же опасно. Даже далеко от берега могут встретиться подводные камни или торчит какая-нибудь отдельная скала, вершина которой доходит почти до поверхности и коварно ждет беспечного морехода.

«Тополя-я-я...» (на корме — Е. Бондаренко и В. Наугольнов, 1990 г.)

Шли мы по озеру Сайма в Финляндии. Две шлюпки оказались недалеко друг от друга, и экипажами овладел спортивный азарт. «Мы их достанем!» — сказали одни. «Они нас не достанут!» — сказали другие. И началась гонка: гребцы работают «в навалку», весла гнутся, вода под форштевнями кипит.... Но силы были примерно равны, и явного успеха не достигал никто.

Вскоре все устали и вернулись к обычному темпу. Командиры обеих шлюпок — офицеры-подводники Василий и Евгений — были поющие, а гитара одна. «Пойдем рядом, — сказали экипажи. — А вы пойте». Так и пошли. Гитара передавалась с яла на ял, командиры пели, и время текло незаметно.

Шлюпки шли широким проходом между островами. До ближайшего из них было не меньше двухсот метров. Евгений пел песню «Тополя». И вот, когда он тянул припев «Тополя — я — я, — тополя — я..., раздался короткий скрежет, и шлюпка остановилась как вкопанная. Камень! (Как потом выяснилось, он был единственным в этом месте). К счастью, верхушка камня оказалась плоской, и шлюпка выскочила на него килем, не повредив днище. Гребцы выпрыгнули за борт и тут же ухнули с головой — вокруг было очень глубоко. Облегченную шлюпку стащили с камня, экипаж занял свои места, и мы пошли дальше.

ПОД ПАРУСОМ

Мы шли на Выборг по Финскому заливу. После ночевки на Большом Березовом острове, где нас дико заедали комары, взяли курс на Приморск. Три дня до этого мы шли в основном на веслах. Попутный ветер, если и был, то очень слабый и недолгий. А тут нам повезло — едва отошли от острова, как задул хороший «попутняк». До Приморска дошли быстро. Когда входили в гавань, какой-то человек, сидевший на молу, истошно закричал: «Ура Корабелке!» Оказалось — наш бывший выпускник.

Посмотрели город, пообедали. И вновь двинулись в путь. Из гавани вышли на веслах. Тем временем ветер стал крепче. Он разогнал облака. Выглянуло солнце. Разгулялась волна.

«Шабаш!» — прозвучала команда. Мы убрали весла. «Всем одеться! Надеть спасательные жилеты!»... Еще несколько команд, и вот уже стоит мачта.

— На фале?!..

— Есть на фале!

— Парус поднять!

И вот парус принял ветер. Наполнился, натянулся... И ял пошел. Да как пошел! Из-под форштевня пена, ветер в вантах поет, солнце ослепительное, волна! Шлюпку качает с кормы на нос, с борта на борт. Ветер крепчает. На волнах уже белые гребешки появились. Метрах в двухстах справа по борту идет ял № 3. На него страшно смотреть. Неужели и нас так же кидает? Еще два яла метров триста за кормой. Идут — что летят. Паруса словно светятся под солнцем.

Порыв ветра накренил шлюпку так, что ширстрек почти коснулся воды.

— Откренка!!!

Все, кто мог, сместились к другому борту, командир подработал рулем, старшина — парусом. Шлюпка выровнялась.

— Следить за откренкой! В Бога, в душу и в загробные рыданья!..

Да, уж, тут не до шуток. Так недолго и перевернуться. У шлюпки нету большого киля, как у яхты. Когда она идет под парусом, экипаж должен постоянно следить за креном и выравнивать его, смещаясь к тому или иному борту. От действий каждого зависит все. Иначе шлюпка может перевернуться.

Идем уже два часа. «Как насчет ДП?» — спрашивает кто-то. Старшина смотрит на командира, тот кивает. Появляется мешочек с печеньем и сушками. Каждому по две печенинки и по сушке. Жить стало веселее!

А гонка продолжается. Вода с шипеньем обтекает шлюпку. Волны ударяются о корпус, и брызги сверкают на солнце. Справа узкой полосой тянется далекий берег. Нас сильно качает. Один из ребят сполз на дно шлюпки и скрючился там между камбузным котлом и чьим-то рюкзаком. «Что, Миша, укачало?» — спрашивает командир. Миша утвердительно мычит в ответ. «Вылезай наверх, внизу хуже!» Парень слабо кивает головой, но лишь поудобней устраивается на дне. Его оставляют в покое. Мчимся дальше.

Командиры связались по рации и решили, воспользовавшись погодой, не делать промежуточной остановки и идти прямо на Выборг. День клонится к вечеру. Солнце опустилось ниже, и вода слева по борту ослепительно сверкает под ним. Впереди Высоцк. Наши шлюпки поочередно, как на параде, проносятся мимо стоящих у стенки пограничных кораблей. Их матросы провожают нас изумленными взглядами.

Солнце уже над горизонтом. Вдали видна башня Выборгского замка. Последний бросок. Еще час, и вот он, берег. «Паруса долой!» Шлюпка идет по инерции, и конец, мягкий толчок, шелест песка под килем. Дошли!

«У ВАС ТАК ИНТЕРЕСНО!»

Для экономии времени было решено перебраться из Лодейного Поля на Ладогу в поселок N по суше: ялы перевезти на трейлере, а экипажи — на поезде по «чугунке». Нашли трейлер, уговариваем шофера — ему утром на работу — дескать, ночи еще светлые, ехать недалеко, за ночь обернешься. Уговорили. Шестивесельный ял, даже пустой, весьма тяжелый — около 900 кг. На каком-то лесном складе на берегу Свири отцы-командиры нашли здоровенный подъемный кран. К ночи погрузка была закончена, и трейлер двинулся в путь. С ним отправился десант из трех человек во главе с заместителем командира.

Когда ранним утром экипажи ялов приехали в N, полагая, что любимые шлюпки уже спущены на воду, их ожидало жестокое разочарование. Трейлер стоял на берегу реки, и ялы по-прежнему лежали на нем, раскрепленные по-походному. Возле трейлера с озабоченным видом метался шофер — шансов на его возвращение к началу рабочего дня почти не оставалось. Здесь же сидел, подремывая, один из наших «десантников».

В поселке не оказалось подъемного крана. Точнее, они были, он один умчался в битву за урожай, а второй стоял неисправный в автохозяйстве. Валерий, наш зам. командира, мужчина серьезный. В черной походной робе, тельняшке и высоких «десантных» ботинках, он представлял собой внушительное зрелище. Черная пилотка подводника, кобура с ракетницей и моржовые усы отлично дополняли его облик в тот день. (Замечу в скобках, что несмотря людоедский внешний вид, он является добрейшим и симпатичнейшим человеком). Он явился к начальнику автохозяйства и негромко сказал: «У меня тут военно-морское мероприятие. Срочно нужен кран». «Не работает кран, — отозвался начальник, — гидравлика полетела». «Придется починить», — строго сказал Валера, поправляя кобуру.

Через полчаса вся ремонтная служба автохозяйства чинила кран. Вызваны были все, даже те, кто находился в глубоком запое. Еще через два часа Валере стало ясно, что кран не починить, и автохозяйство наконец вздохнуло свободно.

Тем временем солнце поднялось высоко и изрядно припекало. Мы слонялись вокруг трейлера голодные и невыспавшиеся. Командир договорился с каким-то местным автомобилистом, и они умчались искать кран на полях битвы за урожай. Томительное ожидание затягивалось. Время шло к полудню, и есть хотелось все сильнее. И тут финская учительница Маркетта, которая ходила с нами уже в третий раз, мечтательно вздохнула и сказала: «Ах, у вас всегда так интересно!» «У нас всегда все известно заранее почти до минуты, — ответила она. — И это так скучно! А у вас никогда не знаешь, что будет».

Словно в подтверждение ее слов, из-за поворота вынырнул покрытый густой пылью «жигуль», а следом за ним показался долгожданный автокран.

Любой поход когда-нибудь заканчивается. Но память о нем живет где-то в глубине нашего сердца. И когда внезапно в сутолоке дня случайный порыв ветра донесет до нас дыхание водяной свежести, мы снова услышим плеск волны, поскрипывание мачты, почувствуем тяжесть весла, и голос Несбывшегося снова позовет нас.

Андрей Захаров