«Зачем вы ходите в шлюпочные походы?»

Шлюпочный поход — это люди и общение. Если люди не те, если общаться не с кем — труба дело… Никакие красоты природы, романтика рассветов, кайф от хорошо выполненной физической работы и даже адреналин от многобалльного шторма не спасут.

Шутка ли? Да я с Ходуновым и Сапожниковым, «мордописцем» Андрюхой Захаровым, с братьями Нуцубидзе и даже горячими финскими парнями Пертти Ахвоненом и Сиилахти прожил и пережил во много раз больше, чем со многими из тех, кого называю приятелями и друзьями. Это ведь серьезно, это одна волна, один нерв, одно пространство!

Начало

Вначале был Вася. В 1986 году летом я начал работать в ЛКИ, а осенью в один прекрасный момент на кафедре политэкономии нарисовался мужичок-с-ноготок, любознательный улыбчивый и шебутной «кап-З» и без обиняков спросил, а не пойду ли я в шлюпочный поход комиссаром? Что за поход, что такое ял-6, какой-такой парус и зачем тебе нагель — ни на один из этих вопросов я не знал ответа, но мы поднялись на 5-й этаж, налево от тумбочки каморка, и познакомились с молодым «каплеем». Был он крепок и подвижен, моржовые усы, глаза с хитринкой. Чувство юмора в норме. «Иду», — подумал я. «Ходунов», — представился он. И понеслось…

В.А. Сапожников

В.А. Ходунов

Это сейчас они стали «черными» полковниками, а тогда были еще подающими надежды. Но и тогда и сейчас остаются в душе и в делах настоящими мужиками... и пацанами одновременно. Если мужички преобладают получается армия, при доминировании пацанов попахивает анархией. Поход до сих пор сохранился как вид, благодаря тому, что удалось найти золотую середину между первым и вторым. Это случилось не сразу. Это процесс. Добавьте сюда «ну, а если их будет двое, это братцы, всему... конец», и вы поймете насколько это непросто. Организовать, направить, все время находиться внутри процесса и пытаться посмотреть со стороны. А тут еще два бравых военмора-подводника в одной берлоге! Весь мой первый поход я выполнял роль громоотвода-психотерапевта, но в итоге все катит в современную эпоху. Четверть века Васек рулит. Не шутка.

Мне повезло. Первый поход Киев — Одесса. 24 дня на воде. Ни одного дождя. Украина с воды, с Днепра. Это было красиво.

Тот поход был последним в старой системе координат. Действительно, 3,5 десятка мужичков. «Мы парни бравые, нам не нужны в походе девки кучерявые». Гребля, 60 минут гребем — последние 10 гребков «в навалку», весла по борту и 10 минут отдыхаем. Чуть дунул ветерок, колдунчик встрепенулся — народ сразу орать: пора ставиться! Илья Евтухов сделает паузу и... промолчит.

Это была еще та компания: Вовка Бережнов, Макс Ремпен, Леха Наумов, Андрюха Моисеенко, Мишка Семеновых, Юра Волков, Дима Селичев, Миша Салин, Андрей Якимов.

Каша

Переход Триполье — Ржищев запомнился тем, что впервые шли под парусом, ветер в спину, приличная волна, и 67 км как ни бывало! На вечерней стоянке наш кок Андрей Руденко решил в первый раз испробовать свое искусство приготовления каши на костре. Когда голодное нетерпение достигло апогея, раздался звонкий голос юнги Антохи Ходунова-младшего: «Старпома на пробу!»

Юрий Михайлович Коршунов, старый походник, речной и морской волк, бормоча что-то себе под нос, окунул миску в раствор марганцовки, получил порцию каши, взял ее на зуб и сказал: «Командир, прошу разрешения раздавать». Тут пошел колокольный звон и второй юнга, Димка Нуцубидзе, сверкая улыбкой, самозабвенно стучал ложкой по донышку кружки. Голодные души и лица потянулись к костру.

Мы с Ходуновым-старшим нашли какой-то пенек и примостились на нем, кашу есть было можно, правда, показалась она густой. Ходунов хитро улыбнулся, достал головку чеснока, одарил ближнее окружение и, рассказывая очередную шутку, нечаянно задел миску локтем(!). Миска падала медленно и, по закону бутерброда, упала кашей вниз. Смеяться было нельзя, смеяться было грешно, но очень хотелось. И кое-кто подавился в рыданиях... Но они рано радовались! Начальник штаба крякнул и поднял миску — каша плотным булыжником лежала на дне и даже не запылилась. Ходунов продолжил трапезу.

Русско-финские походы

Пертти Сиилахти

Пирита Оксанен, «cумасшедшая» финка, и старый финский мореплаватель Пертти Сиилахти были первыми, кто протянул руку помощи в 1990-м. к тому времени «Корабелка» трещала по швам, и, несмотря на все десятилетние традиции, шлюпочные походы приказали бы долго жить, если бы не возникла бредовая и заманчивая идея дойти до Выборга, а там погрузиться на какой-нибудь пароходик (по Сайменскому каналу парусить нельзя) и выброситься в Иматре.

Тот поход запомнился одним из ряда вон выходящим событием. Возвращались мы из Финляндии через Вуоксу и Ладогу. А Лосевские пороги никто не отменял — все ялы были спущены по реке. И решили, что лучше Кости Полякова никто изгибы Вуоксы не знает, а посему рулить будет он, плюс Женя Бондаренко на месте командира и 6 гребцов: Обухов и Моисеенко на загребе, Силичев и Липкан — средние, Семеновых и Руденко на баке. Работали синхронно, красиво. Люди говорили, что ял-6 берет пороги впервые. А Бондаренко отмахивался и повторял: «Да, бросьте вы мужики. Ничего особенного. Все нормально...»

Рассвет на Ладоге

Году в 1993, когда мы уже вовсю осваивали Ладожские просторы, на одной из стоянок группа финнов: оба Пертти, Райо, Тина и еще пара дедов, собрались до обеда прогуляться по острову и скалам. Черт меня дернул пойти с ними! Прошли мы метров 350 и финны встали. Какой-то маленький цветочек, какая-то малюсенькая маленькая веточка. Фотографии, рассказ, поиск тычинки и пестика, минут 15-20. Таких остановок было штук 8-10. Пришли мы в лагерь часов через 5... Сапожников уже на боевом коне, в лагере аврал — нас начали искать!

Финны особый народ, вещь в себе. Могут сидеть и молча внутренне любоваться закатом и восходом. Им хорошо самим с собой. Они ощущают себя частью природы. Потому-то так трепетно к ней и относятся.

Июль, белая ночь, солнце то ли еще не садилось, то ли уже привстало. Тишина, слышно как вздыхает Ладога да гуляет ветерок. Люблю я такие ночи дежурить у костра. Лагерь спит, потрескивает полено в огне, греется кружка чая и ты один на один с собой и природой. Вздремнешь от навалившейся усталости сидя, встанешь размять кости, а уж и времени 6.30 — пора подымать Мишу Логичева, вода скоро закипит и начнется чудодействие кока.

Леди-Ладога

Ладога — море более чем серьезное, и шторма там неправильные, и температура воды в июле 12-14, так что «оверкиль» делать не рекомендуется. Последний переход до Приозерска в 93-м. Солнышко, штиль часа два гребем — просто загляденье, курорт. Потом подул ветерок — святое дело, надо ставится. Наших два финских «деда» и самая спокойная из финских женщин сразу на бак — и спать. «Нельзя же спать, родимые!» «Я, я», — говорят и улыбаются.

В тумане

Это что же там белое-белое ползет впереди? Командирский ял был — и нету, затем Костя Поляков сгинул. «Туман!!!» — Да какой туман, солнце над головой? «Сапожников, ты где?» «Я тут, — отвечает. А ты где?» А кто его знает: «Комиссар, дай ракету!» Чпок, чпок — это звук ракеты в тумане, 50 метров видимости. Спят деды, Лиза спит. «Вовка, куда идти?» Справа камни, слева — фарватер и корабли трубят. Неприятно.

Раскаты грома, страшенная молния и дождь, как спелая вишня, а за поворотом волны 1,5-2 метра и чистейший «мордотык». Ладно. Выгребли. Ура, походу конец! И через 10 минут — солнце, пар ото всех, можно сушиться, полный штиль. Вот это настоящая Леди-Ладога.

От Кобоны до Петрокрепости

Еще более глубокий след в истории походов оставил последний переход по Ладоге из Кобоны до Петрокрепости в 1991  году. Ну, все как обычно. Хорошая погода с утра и шлюпки ушли в озеро. Мы с Ходуновым на катере сопровождения пришли в Неву и осталось только ожидать ребят. Не тут-то было. Ладога разыгралась не на шутку.

Два яла уже в Неве, а одного нету. Час нет, второй пошел. Мы вышли в озеро встречать — нет ничего, шторм усиливается, нам самим обратно не развернуться. С горем пополам выполнили поворот, и ушли в канал — сработала командирская смекалка, может они ушли каналом. Ожидания, нервы — ну нет яла. Васька уже запястья для наручников готовить начал — ведь посадят, утопил восемь человек, да и пару финнов в придачу.

Наконец, в бинокль обнаружили шлюпку, — 7 человек, а где восьмой? Сапожников — зеленый, у Ходунова усы обвисли, я укурился вусмерть. Подходим ближе — они кричат, мол, мы Володьку высадили, он берегом поехал вас предупредить. Уф, отлегло только ближе к ночи после пары стаканов. Ладога — тетка сварливая.

Коктейль Ходунова

Шлюпочный поход — это, конечно, работа, причем, более чем серьезная, но в памяти остаются не только и не столько трудности, а моменты приятные и веселые.

В.Д. Польский и В.А. Ходунов

Есть на яле цилиндрической формы сосуд, анкерок для питьевой воды. В те годы Ходунов мог еще принять на грудь 200 грамм, и хотя в походе никогда не было пьянства, но у нас с собой всегда было. Идем мы от Петрозаводска по Онеге с Ходуновым на мотоботе. Мотобот — ял-6 под мотором. Мотор чисто военно-морской, 6 лошадей, сверху бензобак, длиннющая «нога» с винтом и все. «Горшок», как любовно называл его Ходунов. Оно то, конечно, горшок, но берем за ноздрю три яла и тянем. Легко и непринужденно. Тут я начал замечать, что Ходунов слишком часто и достаточно пристально поглядывает на анкер — хорошо ли он стоит. «Ну, колись», — говорю.

Начальник штаба хитро улыбается и молчит. Наконец выбрали место стоянки и наблюдаем совершенно идиллическую картинку. Вечерок, тепло и тихо, уже горит костер, народ ставится, шум, голоса. Короче, ляпота. Ходунов сходил к анкерку и налил хорошую такую алюминиевую военно-морскую кружку какого-то напитка. На вкус компот градусов 12-15, но забирает. Подошел Сапожников, укоризненно покачал головой, но уважил. За ним Андрюха Захаров подтянулся. Хорошо сидим! Ходунов открыл секрет: «Там, — говорит, — литров 10 сухого вина, 3 литра спирта, 1 кг меда, 1 литр малинового сиропа, отвар травы зверобоя и мяты».

Словом, компот, что с него взять? И подходит к нам розовощекий, улыбчивый, аккуратный и педантичный, не пьет и, тем более, не курит, Пертти Ахвонен. Надо сказать, что Пертти не понимал ни по-английски, ни по-русски, а мы все естественно, были крупные специалисты в области финно-угорской словесности. И после того, как Ходунов налил вторую кружку нашего компота, я попытался объяснить Пертти, что у подводников есть такой обычай — постучать ногтем большого пальца по донышку кружки, чтоб количество погружений всегда соответствовало количеству всплытий. «Ты, Пертти, — говорю, — первый глоток сделай, а потом по кругу предай кружку. Тебе первый глоток». «И-ес», — сказал Пертти и залпом осушил всю полную 350 граммовую кружечку…

Сначала установилась тишина (Пертти вообще не пьет), а потом я впервые в жизни наблюдал как человек медленно разлагается, движения рук и ног стали асинхронны, глаза приобрели странный оттенок! Пертти, конечно, отошел. Через пару дней, но с тех пор, когда мы предлагаем ему рюмашку он испуганно улыбается, трясет руками и говорит: «Ноооу!» Так сработал коктейль Ходунова.

Вообще должен сказать, что с ним в походе совершенно не скучно. Это надо было видеть, как он у рыбаков на Онеге торговал два ведра сигов и судаков. Все просто — плеснешь «шила» в алюминиевую кружку, мужики выпьют и закусят забортной водой. И все, через 20 минут рыба ваша.

А в 1991 году испытали мы с ним одну вещь. Стоим дневку, туман, прохладно и скучно. Ходунов говорит, а давай звуковой патрон испытаем? Берет патрон, привязывает к березке, дергает за шнурок. Ждем… Звездануло так, что многие испугаться просто не успели: с деревьев упало несколько птичек, и пошел небольшой дождик. Ходунов оправдывался — это, наверное, в тумане такой звук.

«Зачем вы ходите в шлюпочные походы?»

«Дык, елы-палы, живем мы в них. Просто живем...»

Скачать полную версию (78 Кб).

Валерий ПОЛЬСКИЙ, комиссар шлюпочных походов с 1987 года