Шлюпка «раз». Часть 2

Часть 1.

Часть 2.

Часть 3.

1990

Первый международный. Честно говоря, буквально в двух словах. Время больших открытий и больших же унижений. Санкт-Петербург-Лаппенранта-Иматра-Санкт-Петербург. Увы, уже не Ленинград. Нам выдали синие служебные загранпаспорта, я дежурил в консульстве за визами, отбор был очень жесткий, и я почему-то его прошел, походы из военно-патриотических превратились в спортивно-экологические. У меня с этим походом много неоднозначного, может быть после, когда будет время выкурить перед камином трубку другую, я разберу его по полочкам. Было много хорошего, но и много обескураживающего. Просто мне трудно с нынешних позиций, когда я слегка посмеиваюсь над нашими не слишком богатыми чухонскими соседями: «Крейзи рашшнз, полторы тысячи евро счет» (подумаешь, средний шопинг) вспоминать о тех временах потребительского шока, когда полуголодные нищие студенты столкнулись с сытыми финскими гражданами. Я не смогу достоверно воспроизвести ту ситуацию, а сочинять не хочется.

1991 — первый старшинский

Опять Петрозаводск-Санкт-Петербург, но уже с импортными участниками в экипажах. И я — старшина, и без отцов командиров, сказка просто.

О вреде пьянства

Шлюпка № 3
Фото: А. Захаров

Мне было поручено встретить автобус с финнами и проводить до места стоянки. «Хау ду ю ду, Христофор Бонифатьевич» — невольно вырвалось, пока я поднимался по ступеням автобуса. Уж и не знаю, сыграла ли эта фраза решающую роль, но экипаж шлюпки-три подобрался отменнейший. Загребы — Денис Лычаков по прозвищу «Дыня», Андрей Скабелин по прозвищу «Слон». На баке зубр походов Костя Поляков, как и положено, без прозвища, и Рома Бараса. А на средних взяли финских пенсионеров. Самый колоритный — Эсса Павлович, слегка бородатый финский буржуй, и Йокко — выбритый, но не менее отмороженный, третий — Арне, с внешностью скандинавского лесоруба, такой же скромный и такой же надёжный. Сказка, да и только. На сайте нас кличут шлюпкой-два, но вторая была Гены Курныкина, а наша все-таки третьей.

Финны подготовились к встрече основательно, «берёзка», внушительный арсенал, и прочее. На второй день этого безобразия, командир, как и в 1989-ом, принял решение — грузимся и отходим, а там Никола Угодник поможет. И он, как всегда, оказался прав.

О вреде пьянства–2

В Новой Ладоге у Кости Полякова случился день рождения. То есть он у него всегда случается во время похода, хорошо устроился. Но в этот раз, помимо традиционной банки сгущенки, ему перепала бутылка джина «Бифитер» от Эссы Павловича, со всеми вытекающими.

«Кобаны и кобанарии, кобанята и подкобанчики, кашка готова, лоханки наполнены» — Сашка Обухов с утра был в своем репертуаре. Импортный народ усвистал в Старую Ладогу на экскурсию, а мы поостереглись. Утро было хмурым, как и настроение, а кашки совсем не хотелось. Вывалили её под причальную стенку.

Первым решил прервать хмурое настроение наш юнга — «Тритон» (Антон Ходунов). Взял удочку и ушел на причальную стенку. Вторым не выдержал Леша Кошкин, взял вторую удочку и ушел туда же. Через час пробудились сомнения, и когда разведка доложила о пяти лещах, удочки стали дефицитом — хорошо прикормили. В итоге ведро солёных лещей, угорь и судачок отпущены на вырост.

О пользе прогноза погоды

Это было настоящее испытание. Как всегда, мы решили срезать от Кобоны до Петрокрепости, чтобы не идти по Новоладожскому каналу. Прогноз погоды обещал свежий ветер, но из канала все казалось сносным. Благо паруса догадались взять на два рифа. Нас разметало как щепки непосредственно после выхода из протоки канала в открытую Ладогу. Мы не смогли повернуть оверштаг, чтобы вернуться, про фордевинд и думать забыли. Опытные Гена Курныкин и командир сразу забрали мористее, набирая ветер. Мы легли в привычный бейдик, по возможности забирая мористее. Четвертую шлюпку, Леши Кошкина, как-то резко потеряли из виду. До Петрокрепости добрались за рекордное время — два с четвертью часа, как ни странно, первыми.

— Все на откренку!!!, — орал я со старкницы, Эсса эмалированным ведром пытался откачать воду до уровня, чтобы хоть не лилось в сапоги, ему мешали безучастно проплывающие между банками солёные лещи из опрокинувшегося ведра. В довершение треснуло перо руля. Но мы выбрались. Потом пришел Гена Курныкин, потом Саня Руденко — командирская шлюпка. Потом катер сопровождения. Четвертой шлюпки всё нет. Потом прибежал на противоположный берег Володя Лисицкий с той самой шлюпки. У них порвало снасти — шкоты, дректов, запасной фал; снесло к берегу, и они на веслах гребут по каналу. Мы прошли Ладогу в предштормовой ветер, с сейнеров в канале пальцем у виска крутили. Все-таки прогнозу погоды надо иногда верить.

А когда Саня спросил у командира: «Дядя Вася, ты зачем парус из ракетницы прострелил?», то более красивого сочетания идиоматических выражений я с тех пор не слышал.

Торпедная атака

Командир собрал салаг на оморячивание, погрузил их в шестёрку и усвистал на просторы Финского залива. Ветер благоприятствовал. А мы втроём маялись от скуки, пока не пришел Гена Курныкин.
— А чего сидим?
— Народу мало.
— Четверку возьмём и поехали.

Сказано — сделано. Четверка распашная и очень ходкая, даже два гребца её вполне прилично разгонят. Ну, мы еще и парус взяли. Только выгребли за отмель стрелки, навстречу дядя Вася. Закладывает вираж на сближение. Гена:
— Сейчас парус хлопнет...
С характерным хлопком парус перебрасывает фордаком, знакомо. Дядя Вася:
— Шкоты распустить, по бортам одержаться!
Гена, нарушая привычные команды:
— Бросай весла, все от бортов!

Удар пришелся в носовую часть, весла целы, руки тоже. Заметная отметина на ширстреке четверки от форштевня шестерки.
— Командир, а ты торпедную атаку на автомате рассчитал, — издевался Гена. Дядя Вася в ответ ругался.

Владимир Погорелов, выпускник ФКЭ ЛКИ 1993 г.,
старшина шлюпки № 3

Часть 3