|
История | |||||||||||||
Главная > История > Хроника > Шлюпочный поход по двум морям. Часть I | |||
Шлюпочный поход по двум морям. Часть I |
|||||||||||
Первое июня 1965 года. Черное море. Кавказское побережье между Сочи и Туапсе. Две шлюпки с едва надутыми парусами тщетно пытаются уйти от города, с которым простились два часа назад. Дальний путь предстоит нам: Лазаревское — Ростов-на-Дону, маршрут в несколько сот миль, и как-то не хочется с первого дня приниматься за весла. А погрести, видно, придется. Ветер, едва отогнав нас от Лазаревского, счел на этом свою миссию оконченной и затих, кажется, надолго. Это уж как водится — первый день похода — непременно штиль, безветрие и... вдоволь гребли. Ну что ж, нам не привыкать, студенты — народ бывалый, десятый год почти подряд бороздят воды «шестерки» Ленинградского Кораблестроительного института, хаживали на Балтике, бывали на Ладоге, Онеге и в Белом море, немало обошли рек, а теперь дошла очередь и до южных широт. Вот наши «старички» — дипломанты машиностроительного факультета: Коля Малинин — старшина шлюпки, он же — левый загребной, отличный парусник и неутомимый ревнитель порядка в шлюпке; левый баковый Феликс Бабот — старшина палаточной команды; пятикурсники — Витя Черняк, специалист на все руки, и Стас Горохов — гребец спокойный и рассудительный. Наша «молодежь», впервые участвующая в походе — Миша Петров и Юра Лескин, терявшиеся, бывало, от обилия советов со стороны «старших». Отличный народ и на флагманской шлюпке — все свои ребята-корабелы; и дело знают, и в подначке дружеской толк понимают. Командир перехода — преподаватель института Виталий Степанович Руховец, чьей энергии и энтузиазму обязаны мы этим походам. Особо хочется сказать о нашем Володе Воробьеве — неутомимый работник и всегдашний заводила нашей самодеятельности, владелец гитары с черным котом и душа команды — он вовремя брошенным словцом умел разряжать самую скучную обстановку. А самодеятельность наша, благодаря ему и его гитаре, была, конечно, вне конкурса. Идем на веслах. Справа, над горами, еще окутанными легкой дымкой предрассветного тумана, поднимается солнце. Тихо и еще прохладно. Берег в двух-трех милях от нас. Видно, как пробежал по склону поезд и скрылся в очередном тоннеле. Может быть, это тот самый, в котором мы ехали сюда сутки назад, впервые любуясь морем из окна вагона, а теперь вот, отрешившись от всех достижений цивилизации, самым первобытным способом направляемся обратно. Непривычны прозрачность черноморской воды, медузы под лопастями весел, южное солнце и дельфины, что, играя, пересекают наш курс! Привычный цикл — час гребли — 1200 гребков, десять-пятнадцать минут отдыха — и пошли дальше. Первое купание в море скрашивает наш галерный труд — солнце печет уже не на шутку — это совсем не майский пляж у Петропавловской крепости. Как спасительного оазиса в пустыне, ждем появления Туапсе, нашей первой стоянки. Вот он уже виден на горизонте, а в полдень мы входим на рейд, предвкушая отдых и спасение от изнуряющей жары. Радостное впечатление оставляет этот солнечный зеленый город в широкой долине, застроенной вполне современными домами. Это центр. Тенистые улицы, отличный бульвар. А выше по склонам, то спускаясь к морю, то поднимаясь, теряются в зелени живописно разбросанные постройки окраин. На веранде, под навесом у морского вокзала, в который раз принимаясь за «дегустацию» холодного пива и любуясь картиной на рейде, вспоминаем известное изречение «хорошо море с берега, а берег — с моря». После четырехчасовой стоянки покидаем Туапсе. На веслах проходим остатки мола. Его развороченные глыбы заставляют вспомнить о войне, о черноморцах. Гордость флота, доблестный «Красный Кавказ», стоял здесь, на этом рейде после отчаянно смелой высадки десанта в Феодосии… Выходим в море. Жара несколько спала, задул ветер, но, увы, противный. Несколько галсов, и Туапсе скрывается за мысом. Ну, а дальше все как положено: ветер слабеет, волна сбивает с курса, хода нет — беремся за весла. Лишь к концу дня, видимо, смилостивившись, Нептун посылает нам слабый попутный ветер. К заходу солнца входим, вернее, вползаем в устье реки Небуг — мелководного ручья, устланного крупной галькой. *** Утром 2 июня — первое знакомство с кавказской природой, которую в беспрерывных хлопотах перед уходом нам как-то не удалось рассмотреть в Лазаревском. С высоты многометровой кручи, куда мы поднимаемся по петляющей меж скал дороге, открывается перед нами невиданная еще картина. Бескрайняя синева моря, в лучах яркого солнца, дальний мыс на горизонте к югу — за ним Туапсе, напротив нас, по другую сторону долины — сплошь зеленые горы, а река под ногами, поблескивая, пробирается среди камней просторного ложа. Лишь у самого моря воды Небуга, который иным, наверное, выглядел весной, собираются вместе и спокойным ручьем впадают в море. Крохотными кажутся отсюда две наши шлюпки, рядышком устроившиеся за косой в устье. Удивительно легко дышится, хочется стоять и стоять, не отрывая глаз от всего этого просторного великолепия, так вдруг окружившего нас. Но романтика не может обойтись без прозы, и по обрыву над морем, проблескивающим сквозь зелень кустарника, мы шагаем за хлебом в ближайший дом отдыха... Полдень застает нас уже в море. Слабый противный ветер, длинные галсы и дом отдыха «Небуг» на горе, который всё никак не хочет уходить из виду. Всё как вчера, видимо, дошли до Нептуна наши монеты, что вчера бросали ему в дар, вымаливая ветер. Ветер задул, задул, и, разойдясь на очередном галсе с флагманской шлюпкой, мы пошли хорошим бейдевиндом. Около пяти часов вечера налетел шквал не менее пяти баллов, порывы — до шести. Заревело море — тут уж не зевай! Уже вся команда, не исключая и шкотовых, перемещается к левому боту, трое сидят на планшире, зорко следя за порывами, пытающимися раскачать шлюпку. Скрывается в тумане наш мыс, молочная пелена тумана быстро несется нам навстречу, всё ниже опускаясь над берегом. Уже совсем не видно густой стены сосен на краю обрыва, берег растворяется на глазах. Но что совсем плохо — потерян флагман. В азарте гонки мы забыли о первейшем требовании совместного плавания — не отрываться и не терять друг друга. Тщетно пытаемся разглядеть их за кормой, еще не решаясь отказаться от «завоеванного пространства». В тревоге и сомнениях проходит еще две-три минуты, все по-прежнему — ничего не видно. Делать нечего — убираем паруса, и, развернув весла перпендикулярно направлению ветра, сплавляемся под этим движителем по ветру. Туман рассеивается, но флагмана не видно. Мысль о несчастье закрадывается в сознание, но тотчас же отгоняешь ее прочь. Чепуха! Там командир перехода; команда — народ бывалый, и Валька Терехин — старшина опытный, еще на Ладоге штормовал со сломанной мачтой. Таких не перекинет. Но где же они? Вот и пустынная бухточка, что пролетела 15 минут назад. Решаемся зайти в нее, чтобы пробежаться по берегу до южного мыса — с горы горизонт дальше виден, и если оттуда ничего не увидим — идем под парусом навстречу. С замиранием сердца карабкаемся по камням, бинокль и ракетница с нами… Вот мы наверху — сумрачное море под нами, еще не успокоившееся после затяжного шквала, а между нами и горизонтом — шлюпка под парусом. Всё в порядке! Семафора нашего они долго не замечают — ищут, конечно, в море; даем ракету, и, тотчас же спустив паруса, флагман направляется к нам. Ждем. Что-то будет, теперь уже с нами?! *** На следующий день держимся впритирку — строго в кильватер, изо всех сил стараясь загладить свою вину. Идем на веслах. Густой туман держится с утра, берег виден лишь на траверзе. С флагмана объявлен курс — 330°, на случай разлучения. Море спокойно, безветрие, изредка мглу пытается пробить солнце. 8.13 — запись в нашем журнале: «Бросили одну копейку Нептуну — просили ветра. Бросили одну, потому что с двух он слишком разыгрывается». Высокий берег навис над нами — всё те же обрывы с неизменными соснами. Отдых — и новое открытие — роскошный ковер подводного сада прямо под нами в кристально чистой воде. Глубина несколько метров, но, кажется — протяни руку, и ты вытащишь на борт мохнатую зеленую лапу из густого сплетения водорослей. Солнце пробилось-таки сквозь туман, и новыми красками заиграло изумрудное царство… Но пора трогаться, и снова беремся за весла. Разошлись с теплоходом «Изумруд» — туманные его сигналы мы слышим, уже давно виден пирс, куда направляется теплоход, кажется — Новомихайловка. Туман понемногу рассеивается — потянул слабый ветер. «Шабаш! Рангоут ставить!» — как мила эта команда сердцу шлюпочника. Мигом вздергиваем свою «парусину», но кажется, Нептун остался недоволен сегодняшней данью — ветер совершенный «мордотык» — есть такое состояние — и все наши лавировки — одна видимость парусного плавания. Вот закладываем галс в море, берег едва виден на горизонте, паруса надуты, даже вода под форштевнем шумит, кажется, идем — лучше не надо. Но шлюпки круто к ветру не ходят, невелик выигрыш от нашей лавировки, а к концу второго галса «на берег», наше продвижение к северу — несколько десятков метров. На берегу — белые постройки, песчаный пляж, пирс уходит далеко в море. Наверное, санаторий или дом отдыха; название нам неизвестно. Подробные карты — на флагмане, а нас выручает туристская схема Черноморского побережья Кавказа — последний экземпляр завалялся в киоске морского вокзала Туапсе. Берег оживает, несколько раз проходит у берега экскурсионный теплоходик. Голос диктора что-то рассказывает публике, а мы всё галсируем и галсируем. Неожиданный средь ясного неба, наваливается на нас ком тумана, флагманская шлюпка тает на глазах, скрывается. Заметив курс, идем за ними по компасу, пытаясь высвистать их с бака. Наконец, слышим ответный свист, и так, пересвистываясь, продолжаем идти в тумане. Флагман то появляется, то снова теряется; около получаса идет таким манером игра в «кошки-мышки», пока он не лег в дрейф, поджидая нас. Ветер слабеет, едва ползком. С последним порывом подходим вплотную, тумана как не бывало, и громким хохотом разражается народ на обеих шлюпках — в лучах полуденного солнца открывается за кормой всё тот же санаторий и теплоходик, деловито бегущий у берега. На сегодня, кажется, всё кончено: на небе ни облачка. Штиль. Солнце. Жара. И две шлюпки с бессильно повисшими парусами застыли среди зеркала моря. «Команде купаться!». Мигом сигают в воду по полкоманды с каждой шлюпки, шлепают по воде ласты, кто-то проверяет грузоподъемность спасательного жилета, чья-то голова показывается у борта — удумали нырять под шлюп- кой. Смех, шум, веселье. Но вот последние энтузиасты вползают в шлюпку и устраиваются на банках, греясь и обсыхая. Загораем, всё еще надеясь на ветер. Кто-то, философствуя, вспоминает знаменитого отца Федора из «Двенадцати стульев» — наверное, как его на скалах, показывают теперь нас с экскурсионного теплоходика: «А еще тут у нас моряки имеются, целый день около плавают, откуда взялись — не знаем». И публика охает: «Лихой народ, дети моря.... К вечеру, так нисколько и не продвинувшись вперед, а по нашим расчетам — потеряв мили полторы, беремся за весла и, огибая пирс, высаживаемся на пляж севернее пионерлагеря «Орленок». Пляж роскошен. Пустынная его полоса тянется на север, напоминая золотой пляж Феодосии, сколько хватает глаз. А выше — всё те же горы с густыми хвойными лесами — «край гордой красоты» — как мало еще используется он для отдыха. Одинокие коровки, нивесть откуда взявшиеся, неторопливо бредут по пляжу. Справа за пирсом — белые корпуса «Орленка», перед нами в долине — следы земляных работ, автобус «ЦК ВЛКСМ». Говорят, будет здесь палаточный город. Уже ночью на попутной машине — добрая душа шофер сам предложил подвезти. Мчимся, изумляясь здешней лихой езде, на экскурсию в Новомихайловку. Промелькнули ярко освещенные корпуса «Орленка» — там какое-то торжество, чуть ли не открытие лагеря, и в кромешной тьме начинается скачка по горной дороге. Свистит ветер в ушах, повороты следуют один за другим — мотаемся в кузове, то вправо, то влево, и через 15 минут бешеной езды, мы в поселке, расположившемся в долине среди гор. Но, увы, Ново-Михайловка — стандартные двух-трех-этажные дома, масса пыли и никакой зелени. Какой-то оазис пустыни среди великолепия природы. Моря не видно. Но нам уже некогда выяснять, где же туристская база на берегу моря, что видели сегодня утром. Пошли обратно. Мелькает из-за дальнего поворота огонь встречной машины, промчится мимо, едва успеешь посторониться, и снова тишь да завораживающее мельканье светлячков. Спокоен и тих «Орленок», лишь одинокий прожектор у причала пытается пробить тьму над морем, и слабые блики бегут по черной воде. А вот наш лагерь — две шлюпки, подвытащенные на берег, и четыре палатки напротив, приютились под холмом тут же на пляже.
|
|
|
|||||||