Шлюпочный поход по двум морям. Часть II

Продолжение, начало в ЗКВ № 4 (2468).

4 июня. Стоим в устье реки Вулан, в поселке Архипо-Осиповка. Пришли после полудня на веслах с парусом пополам. Солнце палит — сгорели жутко. Носы, несмотря на все защитные меры, пооблезли у всех, одежда — словно раскаленные рыцарские доспехи, жжет тело при каждом шаге. Но жажда впечатлений сильнее жары и усталости — оставив дежурных управляться с обедом, гурьбой двигаемся в город. Высокий белый крест памятника Архипу Осипову, чье имя носит селение, хорошо виден на фоне зелени с моря. Аккуратно убранная площадка, свеже побеленная балюстрада, клумбы, окружающие камень, на котором укреплен крест, и еще не увядший цветок на камне — все это радует вниманием к памяти доблестного русского солдата, погибшего на этом месте более ста лет назад.

«77-го пѣхотнаго Тенгинскаго Его Императорскаго Высочества Великаго князя Алексѣя Александровича полка рядовому Архипу Осипову, погибшему во славу русскаго оружія 22-го марта 1840 г. въ укрѣпленіи Михайловском, на мѣстѣ котораго сооруженъ сей памятникъ. » — такова надпись на камне.

Окруженное бесчисленными полчищами врагов, долго отбивалось укрепление Михайловское, а когда иссякли силы защитников, Архип Осипов, вызвавшийся «охотником» перед боем, взорвал пороховой погреб вместе со всем укреплением и ворвавшимися в него врагами.

А вот и свидетель гражданской войны — знаменитый висячий мост через реку Вулан. Шагая по этому хлипкому сооружению, надписи на котором призывают пешеходов «идти не в ногу», трудно представить, что неслись когда-то по нему лихие конники из «Железного потока», сумевшие захватить мост невредимым. Прекрасен парк здешнего санатория, эффектна линия высоких кипарисов у моста, а напротив за рекой — почти отвесная стена гор с лесами, словно уходящими к небу. Здорово было бы забраться туда, но уже поздно — пора обратно.

***

5 июня. Распорядок привычный — с утра ветер, побалуется, поиграет, а затем — извольте-ка за весла! Не знаем, что и делать. Вместо монет бросаем теперь пивные бутылки, уже третью отправили за борт. Ага! Кажется, задул, тянет потихоньку. Вмиг подняты паруса, хоть и в бейдевинд, но все же идем. К исходу второго часа дня далеко по курсу обнаруживается силуэт встречного судна. Все выше и выше вырастает из моря белый корпус большого теплохода, идущего на нас. «Сванетия» — читаем в бинокль название.

Пеленг на теплоход не меняется, это значит, что дальнейшее сближение грозит столкновением. Держимся сколь можно круче к ветру, начинают заполаскивать паруса, но ничего не получается — идем прямо на теплоход. Громада его растет, надвигается. Придется делать поворот, следуя строгим «правилам для предупреждения столкновений судов в море», предписывающим шлюпкам «сторониться с пути идущих судов». Экая досада, сколько пути придется потерять на циркуляции, поворачивая через фордевинд. А оверштаг при таком ветре не выйдет…

«К повороту!..» Но что это — белая громада легко уклоняется влево, уступая нам путь. «Отставить поворот!» На «Сванетии» поняли наше «бедственное» положение. Нашу скорлупу, размерами меньше спасательных шлюпок в рострах «Сванетии», там признали за парусное судно, которому, являясь сами «судном с механическим двигателем», обязаны уступить дорогу. Вот истинный образец морской культуры!

По семафору обмениваемся приветствиями с моряками «Сванетии»: «Счастливого вам пути!»

Качнув нас на своей волне, проходит рядом белоснежный красавец, быстро уменьшаясь, и вот он уже едва виден на горизонте.

А мы снова одни. Опять разошлись с флагманом; мы делаем галс от берега, они к берегу. И опять нам везет — на галсе, уходящем в море, получили-таки хороший ветер. Флагман был в это время позади, почти на самом горизонте, слабеет белое пятно его паруса, а в половину шестого вечера исчезает вовсе.

Но что делать, если у нас хороший ветер?! Во все глаза следим за горизонтом. Вот что-то белое появилось сзади. «Наши!» Но нет — это теплоход. «Петродворец» — прочли, когда он приблизился. А наших не видно.

Разделились по секторам наблюдения — каждый обшаривает свой участок горизонта — пусто по-прежнему. Ложимся на другой галс — к берегу. Горизонт ясен, лишь дальние берега в дымке, слегка переливается береговая линия — до самого горизонта, и — ничего. Уже час, как мы потерялись.

Даем ракету. Всматриваемся по своим секторам — хоть бы что-нибудь! Через пятнадцать минут даем вторую ракету, и из ущелья прямо по курсу видим ответную.

«Вижу шлюпку у берега» — раздается с бака долгожданное сообщение. Бинокль переходит из рук в руки — да, вроде шлюпка, подтверждают все. И ракета оттуда. Из-за паруса с кормы ничего не видно впереди, надо и самому посмотреть — передаю румпель, беру бинокль. Да, действительно, вроде шлюпка.

Да это же скала! Идеально правильным прямоугольником, словно гигантский спичечный коробок, поставленный «на-попа», высится она у самого уреза воды, едва отступя от берега и совершенно сливаясь с ним.

А шлюпки нет. Дело плохо, держим курс на расщелину, откуда видели ракету. Даем третью, и с берега, ближе ложной шлюпки, взвивается ответная. Там же видим шлюпку. Какая она маленькая против ложного силуэта…

Оказалось, наши вот уже час как подошли на стоянку, благоразумно пройдя под берегом на веслах. А не видели мы их просто потому, что земля-то ведь круглая, и мерцающая полоска, что казалась нам линией берега, была линией горизонта в море. Береговая черта отстояла от нее всё еще в солидном расстоянии и в полном соответствии с законами географии была невидимой для нас.

Ущелье, где мы ночуем сегодня, зовется Прасковеевская щель. Несколько таких щелей мы видели днем с моря. Неширокая, метров 200-300 Прасковеевская щель густо поросла зеленью, и отвесные склоны, и сама долина — всё в роскошном убранстве веселой, смеющейся зелени.

***

6 июня. Половина пятого утра, а мы уже идем дальше — ранним утром бывает ветер.

Уже через пять минут поравнялись с «нашей» скалой, которую можем теперь разглядеть во всех подробностях. Это громадная идеально ровная плита высотой 15-20 м, толщина около 1,5 м и длина метров 8. Стоит под углом к урезу воды, глядя своей плоскостью на юго-запад и занимая почти всю ширину каменистого пляжа между стеной скал и урезом верхней части — отверстие, пробитое, как мы немного погодя вычитали, артиллеристами, не то морскими, не то сухопутными. Скала носит название скалы-паруса. Очень верно.

Задул приличный ветер, балла два-три, кое-где виднеются барашки на гребнях волн; отлично идем на фордевинд. Свободные устраиваются под банками вздремнуть часок-другой. Курс спокойный, идем хорошо.

Меняется постепенно картина берега. Величественные обрывы скал с соснами поверху понижаются, горы отступают от берега, сглаживаются, залегая пологими холмами, и лишь кое-где оставляя у берега невысокие обрывы. Широкие долины выходят к морю. Небольшие селения на берегу с двух-трех этажными белыми домиками.

Оказывается, у Геленджика имеется двойник — Геленджик фальшивый, названный так по чрезвычайной схожести их берегов. В этом убеждаемся тут же на месте, находясь как раз на полпути между ними. Вот они, две бухты слева и справа, и у каждой «толстый» мыс с южной стороны и «тонкий» с северной. Действительно, мореплавателю, оказавшемуся впервые у этих берегов, очень просто, особенно в тумане, забрести вместо одной бухты в другую.

Между тем, с ветром происходит что-то непонятное — начал крутить, а потом и скис вовсе. На веслах сходимся с флагманом, получаем от них термос с кофе.

Завтрак на траверзе Геленджика. Город далеко в глубине бухты, в просторной долине. Далеко отступая от города, окружают бухту невысокие сероватые горы.

Появился ветер, следуя примеру флагмана, ставим парус. Пока у нас разливали кофе, флагман, поставив паруса «бабочкой», т.е. развернув их в одной плоскости, перпендикулярной направлению ветра, начинает уходить.

Покончив с кофе, ставим «бабочку» и мы. Но ветер падает, и мы переходим на весла, оказавшись в порядочном удалении от флагмана.

Проходим тонкий мыс — северную оконечность геленджикской бухты и окраинные дома города. Пытаюсь разглядеть памятник Лермонтову, он где-то в городе, но не вижу. Кончился Геленджик, показалась небольшая долина справа, с несколькими белыми корпусами какого-то санатория, и вот уже скрылась.

За кормой — лишь невысокие горы. Неожиданное явление тут же заставляет забыть о Геленджике. Далеко-далеко, в дымке моря открывается прямо по курсу нечто высокое, розоватое и воздушно-легкое, что-то вроде севшего на воду громадного облака, остров или дальний мыс? Но ведь в Черном море нет островов. Справляемся по нашей туристской схеме. После санатория за Геленджиком по берегу нет никаких больших мысов вплоть до самого Новороссийска. Выходит, что этот остров — северная конечность Цемесской бухты, берега которой еще скрыты за горизонтом. Значит, впереди уже Новороссийск — не верится… Вступаем под паруса, и уже через час в слабой дымке появляются из-за горизонта берега, связывающие наш остров с материком.

А бухта растет, раскрывается. Флагман по-прежнему держит курс на север, не проявляя намерения заходить в Новороссийск. Идти туда — значит, делать лишний крюк в 11 миль, да и выбираться оттуда тяжко — в Цемесской бухте, говорят, постоянная толчея волны и ветра.

А времени у нас в обрез — наши дипломники, отчаянные ребята, отправились в поход, сумев выкроить время перед защитой дипломных проектов. А срок защиты близок. Потому так коротки наши стоянки, потому так «гонит» флагман, потому и Новороссийск остается справа.

Старожилы, правда, утешают, что в городе мало интересного — скучный, пыльный. Но слишком много значит название этого города, чтобы не пожелать увидеть его.

Пересекаем Цемесскую бухту, где-то под нами — корабли славного Черноморского флота, затопленные в тяжелую пору 18-го года.

Первоклассный дредноут «Свободная Россия», новейшие эсминцы с гордыми названиями русских побед на Черном море — «Калиакрия», «Керчь», «Фидонаси» — как было бы здорово, если поднять целиком хотя бы один из них — таким прекрасным памятником как революционным морякам, так и русской технике (лучшими в мире были тогда наши эсминцы!) мог бы стать тот же эскадренный миноносец «Пронзительный», который, как писали недавно, собираются поднять для сдачи в металлолом. Литеры корабельного названия, переданные в музей — как это мало!

Примерно на середине Цемесской бухты, около 11 часов дня, мы получили возможность убедиться в тех ее свойствах, о которых знали понаслышке. Скрылось солнце, волна уже 1,5-2 м, пошел дождь, а направление ветра менялось чуть ли не каждую минуту.

Народ мечется с левого борта на правый, едва успевая откренивать шлюпку. Переходим на весла. Верно говорят, что в Цемесской бухте путной погоды не бывает.

В половине двенадцатого проглянуло солнце, ветер, кажется, начал устанавливаться, и в полдень Новороссийск зашел за мыс, на правом траверзе.

Предместье Новороссийска, где-то здесь должен быть памятник героям «Малой земли», но его почему-то не видно с моря.

Идем, сопровождаемые с кормы высокими валами. Пытаемся распознать, который из них — «девятый». Вот проходит несколько спокойных, почти одинаковых, а десятым-двенадцатым набегает «девятый», раза в полтора выше, с роскошным белым барашком на гребне, с шумом прокатывается он вдоль борта и, лизнув планширь, уходит, рассыпая вокруг шипящую пену.

Прошли Южную Озерейку, вот и Абрау-Дюрсо, небольшое селение в долине с пляжем, кучей авто и асфальтовой дорогой, уходящей вглубь среди виноградников. Идем — и не верится, что так «везёт». Ветер тянет по-прежнему, валы чуть слабее. Кажется, не соврали старожилы, рассказывая, что после Цемесской бухты — этого водораздела ветров, ветер дует на север.

А вот флагмана нам так и не удается «достать». Одно время начало сокращаться расстояние между нами, а потом опять стало прежним. На сегодня мы с флагманом поменялись ролями. Призрачным «летучим голландцем» сияет на горизонте его парус, зашел за очередной мыс и скрылся вовсе.

Идем близко у берега. После Мисжако он стал опять высоким и обрывистым. Растительность уже совсем скромная — невысокий приземистый кустарник, густо, словно на голове негра, курчавится на отвесных склонах.

Шесть часов вечера — прошли мыс Утриш, а флагман маячит уже у следующего мыса.

Самые отчаянные «сачки» вылезают наверх из-под банок — спать больше невмоготу. Вылезают, не веря своему счастью — неужели все идем? Шестой час идем попутным ветром — неслыханно! Волна почти успокоилась, ветер ослаб, но пока идем неплохо. Этак и до Анапы сегодня дотянем.

Еще у Утриша собирали симпозиум — «не пора ли браться за весла?» Но мнения были столь единодушны, грести так не хотелось, сигналов подгоняющих с флагмана не было, потому решили подождать до следующего мыса.

Прошли мыс, за которым должен быть Су-Псех, но на берегу — никаких следов жизни. Это несколько озадачивает, уж не сбились ли мы со счета? Но все почему-то твердо верят в Анапу за следующим мысом; утешаемся, что Су-Псех, наверное, где-нибудь среди гор.

Обстановка совсем уже скучная — солнце где-то во мгле слева, уже садится в воду, небо серой простыней нависло прямо над головой, в окне тумана виден лишь берег напротив — скучный и, словно по линеечке, ровный обрыв. На этот раз предложение погрести возражений не вызывает.

В 7.20 вечера пошли на веслах. Туман несколько отступил, с заходом солнца начал мигать маяк. До него еще несколько миль пути, держим прямо на него. Постепенно приближается берег справа, пошли какие-то постройки наверху обрыва — следы человечьего жилья, значит, все-таки Анапа.

В половине девятого мы уже под маяком, на самом краю обрыва, рядом — здания, видим гуляющую публику, а вон и наши «махальщики» — двое «молодых» с флагмана бегут поверху — встречать. Обмениваемся с ними семафором, плюхается зачем-то нам под нос ракета — это уже для эффекта перед публикой (да и не тащить же их обратно неиспользованными) — ох, молодежь! Еще несколько десятков гребков, и мы у пирса, где уже час как ошвартовались, стоит наш флагман. Итак, за 16 ходовых часов пройдено 50 с лишним миль. Теплая встреча у моряков-пограничников, вечернее знакомство при фонарях с Анапой, наутро — поход.

Ночуем с комфортом в казарме моряков.

Продолжение следует...

Рафаил Михайлович Мельников,
командир шлюпки в походе 1965 года